"Я РОДИЛСЯ В РЫБИНСКЕ"

13 февраля исполнится 72 года со дня смерти Алексея Алексеевича Золотарёва.

На протяжении прошлого столетия судьба, как минимум, дважды дарила нашей провинции людей, способных не только прозреть судьбу города на несколько десятилетий вперед, но и подтолкнуть его развитие в нужном, гуманитарном направлении. Разумеется, пассионариев среди наших земляков было гораздо больше, но тех, кто смог осознать исторический момент, заложить в почву своего дня зерна идей, из которых вырос добрый и обильный плод, наверное, только двое: А.А. Золотарев и Л.М. Марасинова. Их многое роднит: оба они, получив блестящее образование, значительную часть своей жизни отдали Рыбинску; оба в жизни не были практичными людьми: ничего не искали лично для себя — ни денег, ни власти, ни славы. Точнее, в их понимании «для себя» значило «для Рыбинска». Оба, несмотря на обилие интеллигентов-единомышленников, были в духовном смысле одинокими людьми. Один из документов, свидетельствующих о том – эта автобиография, написанная Алексеем Алексеевичем Золотаревым за два года до смерти. У этого документа была вполне определенная цель – автор писал его в надежде на получение государственной пенсии, которую ему, впрочем, так и не назначили.

Для того чтобы читатель, не слишком глубоко знакомый с историей рыбинского края, все же не оставался в неведении о том, кто такой Алексей Алексеевич Золотарев, мы помещаем здесь фрагмент статьи о нем из Современной литературной энциклопедии. Добавим также, что А.А. Золотарев был одним из пятерых детей священника Спасо-Преображенского собора. Благодаря усилиям Алексея Алексеевича в Рыбинске работали и развивались астрономическая обсерватория, естественнонаучный музей, метеорологическая станция. Трудом Золотарева были созданы в Рыбинске библиотека–книгохранилище, городской архив, открыта картинная галерея и библиотека при ней, создан альманах «Родной край», налажен выпуск «Известий Рыбинского научного общества», первых путеводителей по Рыбинску. С 1918 по 1930 год А.А. Золотарев руководил Рыбинским научным обществом.

В публикации сохранены авторская орфография и пунктуация. С одной стороны, это документ, со всеми подробностями описывающий характер ушедшей эпохи, с другой – в этой рукописи внимательный читатель прочтет горечь судьбы и вселенское одиночество едва ли не каждого русского гения.

Наша справка.

«Алексей Алексеевич Золотарев — русский религиозный философ, историк культуры, писатель-прозаик, краевед. Учился в Киевской духовной академии, позже — в Петербургском университете и Сорбонне (естеств. науки). Подвергался арестам и ссылкам. В 1903-13 подолгу жил на о. Капри, где общался с Горьким. С 1914 по 1930 гг. вел многоплановую краеведческую и просветительскую работу в Рыбинске. После 1917 года продолжал литературную деятельность, не стремясь к публикациям. С 1933 (возвратясь из трехлетней ссылки) жил в Москве без постоянного заработка и пенсии.

Философские воззрения писателя наиболее полно выражены в статьях 40-х гг. Веря в силу “миродержавных устоев”, 3олотарев полагал, что “финальные” причины более значимы, чем “каузальные”. “План” мироустройства включает в себя ответственное поручение, которое человек призван выполнять свободно и вместе с тем в послушании “высшей воле”. Основу исторической эволюции составляет “принцип подвига”. Вселенские законы требуют от людей постоянного упражнения своих сил в известном направлении: не только нравственного совершенствования, но и творческих деяний, участия в “охорашивании Земли”. Дух созидания наличествует в каждом человеке. Культура как “великое и гармоничное целое” слагается не только из свершений выдающихся личностей, но и из “миллионов дел” незаметных тружеников. Творчество сближает и объединяет людей, являясь “уплотнением”. Созданные и сохраняемые человечеством ценности составляют “целый вихрь, целый каскад, радугу форм”. Одним из ключевых для 3олотарева было слово “богатырство”, характеризовавшее не только воинов, но также государственных и церковных деятелей, ученых и художников, ремесленников и людей физического труда…»

АВТОБИОГРАФИЯ члена Литфонда

ЗОЛОТАРЕВА АЛЕКСЕЯ АЛЕКСЕЕВИЧА

Я родился в г. Рыбинске (теперь Щербаков) Ярославской области в семье священника 3/15 ноября 1879 года. Первым моим заработком в возрасте 10 лет были гривенники, полученные за участие в церковном хоре. Знание нотного пения, усвоенное мною тогда же, давало мне возможность участия в разного рода хорах, между прочим и в Париже, когда наша русская колония устраивала благотворительные концерты в пользу русских эмигрантов.

С четвертого класса гимназии я начал репетиторскую работу и впоследствии, особенно в мои долго затянувшиеся студенческие годы, занимался преподаванием на дому по всем предметам гимназического курса. Приблизительно в то же время (т.е. с середины 90-ых годов) под влиянием старшего брата Сергея Алексеевича, студента филолога, началась моя научная работа — записи песен, которые пелись у нас в Рыбинске на окраинах города, в рабочих слободках, и запись фольк­лорного и литературного материала кладбищенских надписей. Часть этих материалов была напечатана братом в Московских этнографических изданиях.

С шестого класса гимназии я принял участие в организации и ру­ководстве гимназической библиотекой, которая несколько позднее, с оформлением рабочего движения в нашем городе, влилась в состав нелегальной рабочей библиотеки.

Семья Золотаревых. В центре — родители: священник Алексей Алексеевич и его супруга Юлия Евлампиевна.

Библиотечною работою и работою над книгой я занимался всю жизнь, принимая непосредственное участие в работах над укреплением и расширением Тургеневской Библиотеки в Париже, над организацией и руководством Русско-итальянской Библиотеки на острове Капри, а также в организации Городской Библиотеки, а после Октябрьской Революции — Библиотеки-книгохранилища имени I интернационала (теперь Библиотеки Энгельса) в родном своем городе.

Весною 1897 года, 17 лет, я окончил курс Рыбинской классической гимназии и осенью того же года поступил в Киевскую Духовную Акаде­мию, откуда, уже с IV курса, осенью 1900 года, я перешел в Петербург на естественное отделение (на первый семестр) физико-математического факультета.

В Духовной Академии я был слушателем славянского отделения и, одновременно, с открытием при Киевском Университете лекций по общест­венному экономическому правовому циклу, усердно посещал эти прекрасно организованные публичные университетские курсы.

К моим киевским студенческим годам относятся первые опыты газет­ной работы, обусловленные выходом в свет областнической газеты «Север­ный Край». Газета начала выходить с конца 1898 года в г. Ярославле, но обнимала собою обширную территорию и очень скоро организовала вокруг себя литературные силы Северного Края. Работа в качестве корреспондента из Рыбинска дала мне хорошую подготовку для поздней­шей и краеведческой и литературной работы. В Киеве же мною были на­писаны очерки-статьи о духовной школе, по приезде в Петербург передан­ные мною лично Н.К. Михайловскому для «Русского богатства», не увидевшие свет по цензурным условиям того времени.

В 1901 году после студенческой демонстрации 4 марта Университет был закрыт, и мы, студенты, были распущены до осени по домам; и этот первый вынужденный отъезд из Петербурга и возвращение домой в Рыбинск по верхней Волге оставили во мне глубокое впечатление.

На следующий год, на политической демонстрации 3 марта 1902 года у Казанского Собора, я был арестован. Сидел сначала в Литовском замке, затем в пересыльной тюрьме на Казачьем плацу, откуда был переведен в Выборгскую одиночную тюрьму «Кресты», вследствие дела, возбужден­ного против нескольких моих товарищей и меня [по обвинению] в хранении нелегальной литературы.

Летом того же 1902 года я был освобожден и выслан в Рыбинск под гласный надзор полиции с воспрещением жить в ряде губерний. Этот гласный надзор продолжался и в г. Одессе, куда я переехал в 1903 го­ду, надеясь поступить в Новороссийский Университет. Годы Одесской жизни (1903-1904 гг.) были временем напряженной работы над самообразо­ванием в богатой книгами Одесской городской Библиотеке, учительской работы в качестве репетитора и газетной работы в качестве коррес­пондента с Одесской хлебной биржи в газету «Вестник Рыбинской биржи». Б Одесский Университет не удалось мне поступить, но в 1904 году осенью, по амнистии, я снова естественник 2-го курса СПБ Университета, снова принимаю участие в студенческом движении, состою членом землячеств, выступаю в качестве оратора на сходках.

Зимою 1905 года, после подавления Московского восстания 20 декабря 1905 года, меня арестуют, после сидения в Рыбинской, затем Ярославской тюрьме, весною 1906 года высылают на три года в Западную Сибирь за подозреваемое участие в рыбинской организации социал-демократической партии. Мою связь с рабочими мастерских Рыбинской железной дороги легко было установить, так как [это были] рабочие слободки, соседней с кладбищем, где мы жили в церковном доме; и я с детских лет, с первых мальчишеских игр и забав, вел крепкую, доселе нерушимую дружбу со своими сверстниками, которые стали впоследствии рабочими и служащими на железной дороге.

Ранней весной 1906 года, как уже сказано, я был этапным порядком перепровожден из Ярославской тюрьмы в Нарымский край, где жил до середины лета, [а затем] по ходатайству отца, мне был разрешен выезд за гра­ницу на тот же срок — 3 года.

Осенью 1906 года я прибыл в Париж и поступил на естественный факультет Парижского Университета (Сорбонна), где имел счастье слу­шать лекции выдающихся ученых Франции: зоологов Далежа, Гуссе, Перье, биологов Ле-Дантона и Жаара, ботаника Бонье, геолога Ога, химика Муассона и других столь же прославленных представителей европейского естествознания. Лето 1907 года я провел в Швейцарии, где зани­мался гербаризацией альпийской флоры, а осенью уехал в Италию на о. Капри, где пробыл целых три месяца, познакомился с А.М. Горь­ким, который вместе с Пятницким, тогда гостившим на о.Капри, при­нял в сборники «Знание» мою повесть «В старой Лавре», навеянную Киевскими впечатлениями (ХХШ сборник «Знание», изд.1908 г. СПБ).

На летние каникулы 1908 года я снова поехал на Капри вместе со своим братом Николаем Алексеевичем, политическим эмигрантом, тогда библиотекарем Тургеневской Библиотеки, начавшим свою работу по собранию ROSSIA (книги о России на европейских языках) и по библиографированию зарубежной революционной печати (l-ый выпуск его труда «Библиография социал-демократических изданий» вышел в Париже, 2-е издание — в Москве в 1921 году).

На этот раз, мы вместе с братом много путешествовали по Италии, и тогда же под впечатлением поездок по Неаполитанскому Поморью на­метилась моя работа о Джордано Бруно.

В 1909 году весною я вернулся к себе на Волгу в Рыбинск, где горячо принялся за научную работу в только что открытом Рыбинском отделении Ярославского Естественного Исторического Общества, в Рыбинском Музее, широко задуманном и снабженном коллекциями, прис­ланными г. Рыбинску из Академии Наук в благодарность за щедрый Михалковский дар1.

Золотаревы в соборном доме

Но эти научные занятия были прерваны сначала болезнью, переездом в Москву, оттуда на Кавказ, в Сочи, и затем новою высыл­кою в Нарымский край на те же три года. Пока длились хлопоты о замене ссылки, я жил в Финляндии на нелегальном положении, а осенью 1911 года выехал через Одессу морем на Капри. Это трех­летнее пребывание (19II-1914 годы) на Капри, в близком общении с Горьким, было особенно благоприятно для моей литературной и общест­венно-культурной работы. Вместе с братом Николаем Алексеевичем мы стремились подытожить культурную работу русских библиотек и обществ за границею, собирали материалы для библиографии русских изданий, устраивали первый Римский съезд русских культурно-просветительных организаций (протоколы съезда были изданы гектографическим путем, (Рим, 1913 г.) и переданы в библиотеку Академии Наук), организовывали книжный обмен между нашими зарубежными библиотеками. В это же время я состоял председателем Общества взаимопомощи русским на о.Капри и директором Каприйской русско-итальянской Библиотеки (Biblioteca italo—russa di Capri). Одновременно с этим я продолжал свою работу над Джордано Бруно, собирал материалы по его биографии, поль­зуясь советами и указаниями итальянских ученых, в особенности же директора Неаполитанской Библиотеки Вердинуа, переводчика на итальянский язык Толстого и Пушкина; он прекрасно знал русский язык и очень приветливо принимал у себя в Библиотеке всех русских, обращавшихся к нему за помощью. Мой перевод вызвавшего гнев инкви­зиции диалога Д.Бруно «Изгнание торжествующего зверя» появился в издательстве «Огни» в СПБ в I9I3 году.

Все эти работы пользовались неизменным сочувствием и поддержкою Алексея Максимовича, который в свою очередь давал и мне и брату Николаю Алексеевичу ряд поручений по литературной части, а также неоднократно просил о розысках тех или иных изданий, касающихся России и обращавшихся на книжном рынке Европы.

Более полные и подробные сведения об этой эпохе моей жизни даны мною в Воспоминаниях о Горьком: Горький-каприец, переданных мною в Гослитмузей через В.Д.Бонч-Бруевича и в Музей Горького, куда передана еще одна моя работа, касающаяся того же времени, под заголовком:»Каприйский период в жизни Горького и Горьковский период на Капри». За это последнее пребывание на Капри мною была написана повесть «Во едину от Суббот». Она понравилась Горькому, думаю, главным образом потому, что была вся пронизана предчувстви­ем близкого глубокого и решительного переворота в нашей жизни и нашей истории. Повесть эта уместно и своевременно замыкала собою последний сороковой выпуск «Знания».

В 1914 году, через Афины и Константинополь, я вернулся к себе на Волгу. Яркое видение этих чудесных городов вместе с ранее виден­ными и облюбованными итальянскими городами: Римом, Флоренцией, Вене­цией отпечатались во мне рядом очерков-характеристик, городов под заглавием «Городские впечатления», с другой стороны зарядило мою энер­гию для краеведческой работы в Ярославщине (I9I4-I930 гг).

Летом 1914 года, незадолго до начала войны, я сопровождал своего брата Давида Алексеевича, профессора Ленинградского Университета, антрополога, этнографа и географа в его поездке по Мурманскому по­бережью, принимая участие в его научной работе, со своей стороны написал ряд очерков и заметок об этом исключительно интересном крае: …У света незаходимого, Соловки и др.

Летом 1916 года я принял участие в научной поездке брата в Оренбургский край, на берега реки Клека, где я в татаро-казацких степях собирал фольклорный и языковый материал.

Братья Золотарёвы. Слева направо: Алексей, Давид, Сергей, Николай.

Более глубокое и тесное сотрудничество мое с братом Давидом Алексеевичем падает на время начала 20-х годов, когда им была орга­низована Верхне-Волжская этнографическая экспедиция, посвященная изучению наших родных мест — Ярославской и Тверской б. губерний.

Труды этой экспедиции частично изданы, как например, сборник статей: «Крестьянские постройки Тверского и Ярославского края».

Время первой войны с немцами и затем, в особенности, время первых лет Социальной Революции вызвало огромное напряжение народных сил. Приходилось браться и за ту и за другую работу. Для меня лично, [- человека,] на чьих руках очутилась забота о престарелых родителях — отце, и матери — положение осложнялось усиленными поисками заработка, который покрыл бы налоги на отца-священника и давал в то же время обеспечение всей семье.

Я совместительствовал в трех и даже четырех службах и естест­венно выходило так, что не мог ни разу воспользоваться длительным отпуском или пребыванием в домах отдыха.

Что касается моей научной и литературной работы в это время, то главное внимание было обращено мною в сторону сохранения тех культурно-просветительных учреждений, какие за это время успели создаться вокруг Рыбинского Отделения Ярославского Естественно-исторического Общества; оно было преобразовано, соответственно новым революционным условиям в самостоятельное независимое от Ярославля и получило название Рыбинского Научного Общества (РНО). Состоя в правлении Общества с 1914 года и фактически руководя его работой в течение военных лет, я стал в 1918 году первым избранным председателем Рыбинского Научного Общества и возглавлял научную работу в нашем городе и крае до 1930 года.

Золотарев с группой библиотечных работников во дворе библиотеки имени Энгельса (усадьба Наумовых-Переславцевых).

Особенно много труда и забот требовала Рыбинская Астрономическая обсерватория (открытая в 1909 году и свернутая с 1930 г.), метеорологическая станция, открытая в 1914 году и переданная в 1930 году железнодорожной станции Рыбинск; ботанический отдел с цветоводством; фотография имени известного своими снимками снежинок рыбинского фотографа Сигсона.

Очень трудно было изыскивать средства на издательство, сотруд­ничать и редактировать «Известия Рыбинского научного Общества», «Родной край» (краеведческое издание) . «Путеводитель по Рыбинску» (вышло два: на 1928 и 1929 гг.), «Труды краеведческих Съездов», «Рыбинская первая научная лекция».

Краеведческая работа РНО выходила далеко за пределы Рыбинского края и, благодаря ежегодно созываемым краеведческим съездом, стала известна по всему Союзу. На 10 съездах (1920-1929 гг.), каждый из которых имел какую-нибудь основную тему, как: дорожное дело, райони­рование, водные пути сообщения, собирались не только местные краеведы, но и высококвалифицированные работники науки из Ленинграда и Москвы.

На I-ой Всесоюзной Краеведческой Конференции в Москве в I92I году доклад представителя Копринской, Рыбинского района, организации выз­вал всеобщее одобрение и горячее сочувствие. Докладчик рассказал, что сельское общество сумело объединить вокруг себя около полутора тыся­чи членов. Массовое членство и участие в краеведческом движении было вызвано не только тем, что Общество объединяло краеведов, но объеди­няло оно и краелюбов и краеделов, объединяло на таких общеполезных для края предприятиях, как устройство пароходной пристани, военно­пожарная охрана, оздоровление и украшение жилищ и быта. Такая постановка краеведения пришлась как нельзя лучше к общему настроению Съезда, поднятому на высокий тон вступительным словом наркома просвеще­ния А.В. Луначарского об amor intellectualis — горячей любви к знаниям, как движущей силе нового массового научного движения.

Если массовость движения, стремление создать «волостные акаде­мии наук», как говорили в шутку и всерьез тогда, оправдывала себя научными субботниками, введенными в практику Копринским Обществом, то другая характерная черта Рыбинского краеведения — смелое привле­чение юных сил к разного рода научным дисциплинам — полностью оправ­дала себя только в настоящее время, когда привлеченные с юных лет к научной теоретической и практической работе проявили себя как незаурядные научные работники: так, профессора Московского Университета Александрова Васильевна Новоселова — лауреат Сталинской премии нынешнего 1948 года, Яков Иванович Герасимов и член-корреспондент Академии Наук Виктор Николаевич Кондратьев прошли через Рыбинское Научное Общество.

Я позволил себе подольше и полнее остановиться на краеведческом движении, потому что моя личная жизнь за десятилетие — 1920-1930 гг. — тесно связалась с краеведением. Я был участником целого ряда обще­союзных и областных съездов такой значимости, как Ленинградские или Ярославские съезды, немало работал в Центральном Бюро Краеве­дения, когда оно находилось в Ленинграде при Академии Наук, был вызываем в качестве дежурного краеведа для участия в заседаниях ЦБК и в его организационной работе, был избран в числе немногих краеведов для приветствия ХУ съезду ВКП(б) от 2-го Краеведческого Съезда, выезжал по поручению ЦБК на места для улаживания конфликтов, сотрудничал в центральном органе «Краеведение» и поддерживал тесную связь с выдающимися краеведами, начиная от академической тройки: А.Е. Ферсмана, С.Ф. Ольденбурга,Н.Я. Марра и кончая представителями малочисленных сельских краеведных ячеек.

Одновременно с участием в краеведной работе на мою долю выпало еще участие в культурно-просветительной работе, какую в первые годы революции вели и промысловая и потребительская кооперация. В нашем городе был организован по обширной программе цикл общеобразователь­ных лекций, издавались сборники и журналы, создана была постоянная комиссия по оказанию материальной поддержки всем исследовательским работам, что проводились в нашем крае.

Я читал лекции по истории: города античной культуры, средне­вековые города и города нового времени. Сюда примыкает и моя лек­ционная преподавательская работа на первых курсах по подготовке рабочих и крестьян во ВТУЗы и ВУЗы. Я преподавал в обширном объеме естествознание и в более узком объеме — краеведение, как часть общей программы.

Начатая мною с 1909 года в качестве нештатного библиотекаря-любителя работа над созданием и руководством Рыбинской городской Библиотеки естественно влилась в русло огромной работы по всему нашему рыбинскому краю, — выявления и спасения книжных фондов, общественных и частных, когда в 1919 году, волею местного исполкома я назначен был заведующим Рыбинской библиотекой-книгохранилищем. В этой долж­ности я состоял до 1924 года. Библиотека была открыта по типу научных библиотек с читальным залом, со справочным и иностранным отделом, отделом рукописей и редких книг. В подвалах библиотеки дано было место новому для Рыбинска учреждению — Рыбинскому Архиву. Выявление хранящихся в городе и крае архивных фондов и создание архива, который стал одним из значительнейших в нашей области, потребовало немало сил и усердия с моей стороны.

Нельзя также не сказать несколько слов об участии в создании Рыбинской картинной галереи и художественной библиотеки при ней, и, кроме того, специального Историко-художественного Музея. Кратко­временное существование Рыбинской губернии (1922—1923 гг.), когда я возглавлял музейное дело в губернии, позволило мне развернуть

работу художественных учреждений. С уничтожением же губерний и кар­тинная галерея и историко-художественный музей, потеряв материальную базу, резко снизили сбою работу.

Еще более тяжелое положение ждало нас, рыбинских краеведов, в 1930 году, когда высылка на 3 года в Северный Край оторвала нас от родного края, с другой стороны подала нам новые интересы на новом месте.

Перед нашими изумленными глазами открылся край неописуемой кра­соты и неиссякаемых источников природного богатства и народного творчества. Жизнь на лесных баржах по берегам северных рек, и, нако­нец, самой главной водной артерии Архангельского края — Северной Двины, включила нас в богатырски сказочную работу Всероссийской лесопилки. Второй и третий год, когда я жил уже в самом Архангельске, вернули меня к литературной работе. Я устроился в Архангельске коррек­тором Севгаза, а затем, когда стал выходить журнал «Социалистический Север», литературным справщиком и сотрудником этого журнала.

По возвращении из Северного края я поселился в Москве (утвер­диться в Москве мне помог по старой памяти Алексей Максимович Горький) и прежде всего принялся за работу по родной, хорошо мне зна­комой и горячо мною любимой Ярославщине. Издательство «Академия» задумало серию книг под общим заголовком «Русские города». Город Ярославль для этой серии сдан был издательством Н.П.Анциферову, и он пригласил в сотрудники меня. Заглавие очерков было «Ярославль — история, культура и быт». Н.П.Анциферов написал только одну главу «XII в. в Ярославле», но главу стержневую, можно сказать, и очень ответственную. Мне же пришлось жить в Ярославле, работать там в архиве и библиотеках, набираясь впечатлений от живого города новой советской эпохи. Для исторического вдохновения я специально ездил в Великий Новгород и жил там около двух недель. Работа эта была принята издательством, заслужила хороший, отзыв рецензента проф. В.А.Десницкого, но не была напечатана, так как вся серия «Русские города» издательством была отменена. Для меня лично работа эта была благодательною, так как помогла восстановить утраченные было связи и направила мою писательскую энергию в сторону исторических работ.

К такого рода историческим работам я отношу «Воспоминания о Горьком», написанные сейчас же после смерти Алексея Максимовича, переданные мною Музею Горького лишь в недавнее время вместе с боль­шой работою «Каприйский период в жизни Горького и Горьковский период на Капри».

Обе работы примыкают к циклу очерков, задуманных еще на о. Капри: «Неаполь и неаполитанское Поморье: как местопребывание русских писателей». Такого же рода работа добровольного сотрудничества как с Му­зеем Горького, связывала меня все последние годы с Литературным Музеем через посредство Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, зна­комство мое с ним принадлежит к числу моих самых давних. Я переда­вал Литмузею все свои, хранившиеся в моем личном архиве, письма от литераторов и лиц, имеющих непосредственное отношение к литературе, как русских, так и иностранных. Передача обычно сопровождалась и вводным предисловием и примечаниями, что иной раз требовало немало труда и времени. Много передавались Литмузею не только письма, но и разного рода литературные произведения, как-то: статьи, доклады, воспоминания, исторические и художественные мате­риалы, так или иначе интересующие музеи.

Последним моим вкладом в Литмузей были письма ко мне недавно умершей супруги шлиссельбуржца и почетного члена Академии Наук Н.А. Морозова (его письма я сдал в прошлом году) Ксении Алексеевны Морозовой — первого директора музея его имени в Борке. Могу сказать, что целый ряд других писем и документов, хранящихся у меня, ждет своей очереди для передачи в Литмузей.

По летам я обычно уезжал на свою Ярославщину, на Волгу, в родной город Рыбинск, ныне Щербаков, где сотрудничал в местных газетах и занимался в Библиотеке, музее и архиве города, подготовлял испод­воль материалы для исторического очерка нашего города.

Отечественная война так и застала меня в Рыбинске, где я безвыездно пробыл до 1944 года. Условия прифронтового города были тяжелыми для меня: я заболел дистрофией, лежал в больнице, выдержал операцию и до настоящего времени не могу вполне оправиться. Все же и в этих условиях я продолжал свою литературную работу, причем тетради, куда я время от времени заносил свои впечатления и наблюдения, думаю, в будущем представят некоторый исторический интерес.

Моя твердая уверенность, что кое-какие мои работы, лежащие у меня в рукописном виде, представляют собою общеполезную ценность, что недалекое для меня достижение 70-летнего возраста, а также и то, что я до сего времени не получал никакой пенсии, дают мне смелость ходатайствовать о назначении мне постоянной пенсии в том размере, какой сочтет социальное обеспечение возможным и нужным для меня.

Москва,

1948 г. А.Золотарев

1Михалковский дар — это библиотека дворянского рода Михалковых, переданн[ая] после смерти последнего пред­ставителя мужской линии рыбинских Михалковых в 1908 году Академии Наук. По свидетельству акад. Золатана, который принимал библиотеку, дар этот был редким даже для двухвекового существования Академии. Одних инкуна­бул первичного типографского искусства был увезен из Рыбинска акад. Золатаном огромный ящик на многие сотни золотых рублей. (Прим.автора).

В завершение публикации мы помещаем здесь стихотворение Людмилы Марасиновой, посвященное Алексею Золотареву.

Посвящается

Алексею Алексеевичу Золотареву

***

Голубые дали, синих рек разливы,

Колоколен стройных четкий силуэт.

Улицы опрятны, и дома красивы,

И в уютных окнах доброй жизни свет.

Песнею протяжной с грустными словами

Город появился, как в чудесном сне.

Праведник печальный с милыми глазами

На одной из улиц повстречался мне.

Память этой встречи, близкой и далекой,

Я, как дар бесценный, берегу и чту.

Мне в тот тихий вечер странник одинокий

В городе старинном подарил мечту.

Голубые дали, синих рек разливы

И над Волгой площадь дивной красоты,

Храм во имя Слова, звонов переливы

И потоки света с вечной высоты.

С книгами и публикациями А.А. Золотарева вы можете познакомиться и поработать в секторе редкой книги и краеведения ЦГБ БИЦ "Радуга". (г. Рыбинск, просп. Ленина, 184, читальный зал). Телефон для справок:

(4855)23-19-55.